Неточные совпадения
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего
зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно
отказался теперь
от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
— Да вот вам, что значит школа-то, и не годитесь, и пронесут имя ваше яко
зло, несмотря на то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки. И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы до моих лет доживете. В наше-то время отца моего учили, что
от трудов праведных не наживешь палат каменных, и мне то же твердили, да и мой сын видел, как я не мог
отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось, пошло, и школа будет сменять школу. Так, Николай Степанович?
Петр Степанович явился только в половине девятого. Быстрыми шагами подошел он к круглому столу пред диваном, за которым разместилась компания; шапку оставил в руках и
от чаю
отказался. Вид имел
злой, строгий и высокомерный. Должно быть, тотчас же заметил по лицам, что «бунтуют».
Он верит теперь, что царство бога наступит тогда, когда люди будут исполнять 5 заповедей Христа, именно: 1) жить в мире со всеми людьми; 2) вести чистую жизнь; 3) не клясться; 4) никогда не противиться
злу и 5)
отказываться от народных различий».
Но что делать с людьми, которые не проповедуют ни революции, ни каких-либо особенных религиозных догматов, а только потому, что они не желают делать никому
зла,
отказываются от присяги, уплаты податей, участия в суде,
от военной службы,
от таких обязанностей, на которых зиждется всё устройство государства?
И если теперь уже есть правители, не решающиеся ничего предпринимать сами своей властью и старающиеся быть как можно более похожими не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность
отказаться от своих прерогатив и стать первыми гражданами своей республики; и если есть уже такие военные, которые понимают всё
зло и грех войны и не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые не хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые
отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны делать; и такие богатые люди, которые
отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими правительствами, другими военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
Любовь и мужчина составляют главную суть ее жизни, и, быть может, в этом отношении работает в ней философия бессознательного; изволь-ка убедить ее, что любовь есть только простая потребность, как пища и одежда, что мир вовсе не погибает
от того, что мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и в то же время гениальным и благородным человеком, и с другой стороны — можно
отказываться от наслаждений любви и в то же время быть глупым,
злым животным.
Кипит в нас быстро молодости кровь;
Хотел бы ты во что б ни стало доблесть
Свою скорее показать; но разум
Иного требует. Ты призван, сын,
Русийским царством править. Нам недаром
Величие дается.
ОтказатьсяОт многого должны мы. Обо мне
Со Ксенией вы вместе толковали —
В одном вы не ошиблись: неохотно
Ко строгости я прибегаю. Сердце
Меня склоняет милостивым быть.
Но если
злая мне необходимость
Велит карать — я жалость подавляю
И не боюсь прослыть жестоким.
Когда ребенок бьет пол, о который он ударился, — это очень ненужно, но понятно, как понятно то, что человек прыгает, когда он больно зашибся. Понятно также, что если человека ударили, то он первую минуту замахнется или ударит того, кто его ударил. Но делать
зло человеку обдуманно, потому что человек сделал
зло когда-то прежде, и уверять себя, что это так надо, значит совсем
отказаться от разума.
С какими усилиями и грехами наживается и бережется богатство! А между тем только одну радость можем мы получить
от нажитого богатства. Радость эта в том, чтоб, поняв всё
зло богатства,
отказаться от него.
«Да, это было бы так, если бы все люди разом поняли, что всё это дурно и не нужно нам», — говорят люди, рассуждая о
зле жизни людской. «Положим, один человек отстанет
от зла,
откажется от участия в нем, — что же это сделает для общего дела, для жизни людей? Изменение жизни людской делается всем обществом, а не одиночными людьми».
Мир принужден
отказаться не только
от своего
зла и
от своего добра.
Этика, основанная на отталкивании добрыми
злых в ад, есть не максимальная, а минимальная этика, она
отказывается от победы над
злом, она
отказывается от освобождения и просветления
злых, она не онтологична, она ограничивается различением и оценкой, но не доходит до преображения и реального изменения бытия.
Но когда люди «к добру и
злу постыдно равнодушны», когда они слишком широки и снисходительны к
злу и
отказываются от нравственной борьбы, наступает деморализация и разложение.
И мой приятель через неделю сдержал свое обещание. Это было как раз время — восьмидесятые годы, когда у нас в обществе и печати заговорили о непротивлении
злу, о праве судить, наказывать, воевать, когда кое-кто из нашей среды стал обходиться без прислуги, уходил в деревню пахать,
отказывался от мясной пищи и плотской любви.
Нужно отдать все свое имущество,
отказаться от всех культурных навыков, опроститься, жить трудовою жизнью, не противиться
злу насилием, смиряться, терпеть, и не словами, а собственной жизнью своей проповедывать людям добро и любовь.
Самые послушные люди легко служат
злу,
отказываются от своей совести.
Он
отказывается и
от познания добра и
зла.
«Культура есть произведение эпохи, которая
отказалась от бессмертной жизни, следовательно, не признавала
зла в умирании личном и в вымирании родовом» (с. 625).].
Он в это время редактировал две газеты: «Мгновенье» и один из стариннейших органов русской прессы, замечательный тем, что подписчики не
отказались от него, а буквально вымерли. «Мгновенье» была тоже запущенная газетка без подписки и обе они, попав в руки одного издателя, были переданы для поправки Ястребову, на легкое и
злое перо которого издатель возлагал большие надежды.
Христос открыл мне, что третий соблазн, губящий мое благо, есть соблазн клятвы. Я не могу не верить в это и потому не могу уже, как я делал это прежде, сам клясться кому-нибудь и в чем-нибудь и не могу уже, как я делал это прежде, оправдывать себя в своей клятве тем, что в этом нет ничего дурного для людей, что все делают это, что это нужно для государства, что мне или другим будет хуже, если я
откажусь от этого требования. Я знаю теперь, что это есть
зло для меня и для людей, и не могу делать его.
Как мне
отказаться так, навсегда
от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю?
Ни те, ни другие не хотят
отказаться от права насилием противиться тому, что они считают
злом.
Христос открыл мне, что четвертый соблазн, лишающий меня моего блага, есть противление
злу насилием других людей. Я не могу не верить, что это есть
зло для меня и других людей, и поэтому не могу сознательно делать его и не могу, как я делал это прежде, оправдывать это
зло тем, что оно нужно для защиты меня и других людей, для защиты собственности моей и других людей; не могу уже при первом напоминании о том, что я делаю насилие, не
отказаться от него и не прекратить его.